Главная » 2017 » Июнь » 5 » Речь Джона Галта из романа Айн Рэнд «Атлант расправил плечи»
23:52
Речь Джона Галта из романа Айн Рэнд «Атлант расправил плечи»

— Леди и джентльмены, — прозвучал голос из радиоприемника — четкий, спокойно-неумолимый мужской голос, совсем непохожий на те, что звучали в эфире уже много лет, — мистер Томпсон сегодня не будет говорить с вами. Его время истекло. С этого момента время принадлежит мне. Вы собирались выслушать сообщение о глобальном кризисе. Именно его вы сейчас и выслушаете.
Три человека одновременно ахнули, узнав этот голос, но в криках толпы никто уже не мог услышать их, потому что крики толпы были оглушительны. Один из негромких возгласов выражал торжество, другой ужас, третий изумление. Три человека узнали говорившего: Дэгни, доктор Стадлер и Эдди Виллерс. Никто не смотрел на Эдди Виллерса, но Дэгни и доктор Стадлер посмотрели друг на друга. Она увидела, что его лицо исказилось от нестерпимого страха, он понял, что она знает и что она смотрит на него так, будто этот спокойный голос ударил его по лицу.

— Вот уже двенадцать лет люди задают вопрос: «Кто такой Джон Галт?» Так вот — с вами говорит Джон Галт. Я человек, который любит себя и свою жизнь. Человек, который не жертвует своей любовью или своими ценностями. Человек, который отнял у вас жертвы и таким образом разрушил ваш мир, и если вы хотите осознать, почему вы умираете, — вы, те, кто боится знаний, — я тот, кто вам сейчас это объяснит.
Из всех присутствующих сумел сдвинуться с места лишь главный инженер; он подбежал к стоящему в студии телевизору и начал лихорадочно крутить рычажки настройки, но экран оставался пустым: говоривший не пожелал, чтобы его видели. Только его голос наполнял эфир страны — всего мира, подумал главный инженер, и звучал так, будто он говорил совсем рядом, в этой комнате, и обращался не ко всем вместе, а к каждому в отдельности, голос его звучал не как на собрании — он звучал откровенно, обращаясь к сознанию каждого.
— Вы постоянно слышали, что наш век — век кризиса морали. Вы повторяли это, боясь и одновременно надеясь, что эти слова не имеют смысла. Вы кричали, что грехи человека разрушают мир. И проклинали человеческую природу за ее нежелание следовать тем добродетелям, которых вы от нее требовали. Так как добродетель, считали вы, складывается из жертв, вы требовали все больше жертв при каждом последующем несчастье. Во имя возвращения к морали вы пожертвовали всем тем злом, с которым, вы считали, нужно бороться. Вы пожертвовали справедливостью во имя милосердия. Вы пожертвовали независимостью во имя единства. Вы пожертвовали разумом во имя веры. Вы пожертвовали богатством во имя бедности. Вы пожертвовали самоуважением во имя самоотречения. Вы пожертвовали счастьем во имя долга.
Вы разрушили все, что считали злом, и получили то, что, как вы считали, должно быть добром. Отчего же тогда вы дрожите от ужаса, глядя на тот мир, что окружает вас? Этот мир не порождение ваших грехов, он порождение и воплощение ваших добродетелей. Это ваш нравственный идеал, воплощенный в жизнь во всей своей полноте и совершенстве. Вы за это боролись, вы об этом мечтали, вы этого хотели, а я — я человек, который исполнил ваше желание.
У вашего идеала был неумолимый враг, уничтожить которого был призван ваш моральный кодекс. Я уничтожил этого врага. Я убрал его с вашего пути и из пределов вашей досягаемости. Я удалил источник всех тех зол, которое вы одно за другим приносили в жертву. Я закончил вашу битву. Я остановил ваш двигатель. Я лишил ваш мир человеческого разума.
Люди не живут разумом, говорите вы? Я убрал тех, кто им живет. Разум бессилен, говорите вы? Я убрал тех, чей разум силен. Есть ценности более высокие, чем разум, говорите вы? Я убрал тех, для кого разум наивысшая ценность.
В то время как вы тащили на заклание людей, веривших в справедливость, независимость, разум, богатство, собственное достоинство, я опередил вас, я пришел к ним первым. Я объяснил им суть той игры, в которую вы играете, и вашего морального кодекса, понять которые они, будучи слишком невинными и благородными, не могли. Я показал им, как можно жить, согласуясь с иной моралью — моей. И они предпочли следовать моей морали.

Все, кто для вас исчез, — это люди, которых вы ненавидели и все же боялись потерять, а отнял их у вас я. Не пытайтесь найти нас. Мы не хотим, чтобы нас нашли. Не стоит кричать, что наш долг служить вам. Мы не признаем этого долга. Не кричите, что мы вам нужны. Мы не считаем нужду обоснованным требованием. Не кричите, что владеете нами. Это не так. Не умоляйте нас вернуться. Мы объявляем забастовку — мы, люди, живущие разумом.
Мы бастуем против самопожертвования. Мы бастуем против догмы незаслуженных вознаграждений и невознагражденных обязанностей. Мы бастуем против доктрины, что стремление человека к счастью есть зло. Мы бастуем против учения, что жизнь греховна.
Есть разница между нашей забастовкой и всеми теми, которые вы устраивали веками: цель нашей забастовки не требовать, а удовлетворять требования. Мы — зло с точки зрения вашей морали. Мы решили больше не доставлять вам неприятностей. Мы бесполезны с точки зрения вашей экономики. Мы решили больше не эксплуатировать вас. Мы опасны, и с точки зрения вашей политики мы должны жить в оковах. Мы решили больше не подвергать вас опасности и не носить оков. Мы — только иллюзия с точки зрения вашей философии. Мы решили больше ничем не ослеплять вас и предоставить вам свободу, чтобы вы увидели реальность — ту реальность, которой вы хотели, мир, каким вы его видите сейчас, мир без людей, живущих своим умом.
Мы отдавали вам все, чего вы требовали от нас, — мы, которые всегда только отдавали, но лишь теперь поняли это. К вам у нас нет никаких требований, условий, достойных обсуждения, компромиссов, к которым стоило бы стремиться. Вам нечего нам предложить. Вы нам не нужны.
Но не вы ли теперь начинаете кричать: «Нет, мы не этого хотели!»? Бессмысленный мир развалин не был вашей целью? Вы не хотели, чтобы мы вас покинули? Вы моральные каннибалы, я знаю, вы всегда знали, что именно этого вы и хотели. Но ваша игра окончена, потому что сегодня мы тоже это знаем.
Целые века репрессий и катастроф, порожденных вашим моральным кодексом, вы кричали, что кодекс нарушают, что репрессии — плата за его нарушение, что люди слишком слабы и эгоистичны, чтобы проливать столько крови, сколько требуется. Вы прокляли человека, вы прокляли жизнь, вы прокляли саму эту землю, но никогда не осмеливались подвергнуть сомнению свой кодекс. Ваши жертвы приняли на себя всю вину и продолжали бороться, осыпаемые вашими проклятиями за свое мученичество, а вы продолжали кричать, что ваш кодекс благороден, но природа человека недостаточно хороша, чтобы применять его на практике. И никто не поднялся и не спросил: «А по каким критериям вы определяете, что значит хорошо?»
Вы хотели узнать, кто такой Джон Галт. Я человек, который первым задал этот вопрос.
Да, наша эпоха — эпоха морального кризиса. Да, вы несете сейчас наказание за причиненное вами зло. Но судят сейчас не человека, взять на себя вину должна не природа человека. На этот раз мы судим ваш кодекс. Ваш моральный кодекс достиг своего логического конца, тупика в конце своего пути. И если вы хотите продолжать жить, то вам надо сейчас не возвращаться к нравственности — вы ее никогда и не знали, — вам надо открыть ее.
Вы не знаете никаких моральных учений, кроме мистической и общинной. Вас учили, что нравственность — это свод правил поведения, навязанный вам, — по прихоти сверхъестественной силы или общества, чтобы служить во имя Господа или на благо соседа, чтобы угодить авторитету на том свете или за соседней дверью — кому угодно, но не вашей жизни или удовольствию. Удовольствие, учили вас, вы найдете в аморальности, свои интересы лучше всего удовлетворите в пороке; любой моральный кодекс служит не вам, а против вас, не для того, чтобы сделать полнее вашу жизнь, но чтобы опустошить ее.
Веками битва за нравственность шла между теми, кто утверждал, что ваша жизнь принадлежит Богу, и теми, кто утверждал, что она принадлежит вашему соседу; между теми, кто проповедовал, что благо — это самоотречение ради призрачного рая, и теми, кто проповедовал, что благо — это самопожертвование во имя убогих на земле. И никто не сказал, что ваша жизнь принадлежит вам и благо состоит в том, чтобы прожить ее.
Обе стороны согласились, что нравственность требует отказа от личных интересов и своего ума, что нравственность и практичность противоположны, что нравственность относится не к сфере разума, а к сфере веры и силы. Обе стороны согласились и в том, что не может быть рациональной морали, что в разуме нет правильного или неправильного — что разуму нет причины быть моральным.
О чем бы ни спорили моралисты, все они боролись против разума, и в этом все они были едины. Мысль человека и стала тем объектом, против которого были направлены все их интриги и системы, именно ее они старались обокрасть и уничтожить. Выбирайте сами — погибнуть или понять: что против разума, то против жизни.
Ум человека — основное орудие его выживания. Жизнь человеку дана, выживание — нет. Тело человеку дано, пища — нет. Мозг ему дан, но ум — нет. Он должен действовать, чтобы жить, но прежде чем начать действовать, должен понять природу и цель своих действий. Он не может добыть пищу без знаний о ней и способах ее получения. Он не может вырыть яму или построить циклотрон без знания своей цели и способов ее достижения. Чтобы жить, он должен мыслить.
Но любая мысль — это акт выбора. Ключ к пониманию того, что вы так безрассудно называете природой человека, так называемая загадка, с которой вы живете, боясь ее назвать, — это факт, что сознание человека — это акт его воли. Разум не работает автоматически; мышление — не механический процесс; логические построения не инстинктивны. Ваш желудок, легкие или сердце работают автоматически; ваш разум — нет. В любое время и в любом месте, пока живете, вы свободны в выборе: думать или избегать этого усилия. Но вы не свободны от собственной природы, от того факта, что разум — это средство вашего выживания, следовательно, для вас, людей, вопрос «быть или не быть» равнозначен вопросу «мыслить или не мыслить».
Поведение существа, наделенного сознательной волей, не является изначально заданным. Требуется система ценностей и приоритетов, направляющая его действия. Ценность — это то, что человек добывает и сохраняет своими действиями, добродетель — это действие, с помощью которого он добывает и сохраняет ценность. Ценность предполагает ответ на вопрос: ценность для кого и для чего? Ценность предполагает критерий — цель и необходимость действия перед лицом выбора. Там, где нет выбора, невозможно существование ценностей.
Во вселенной существует лишь один принципиальный выбор: выбор между жизнью и смертью — и этот выбор способно осуществить лишь живое существо. Существование неорганической материи безусловно, существование живых существ — нет; их жизнь зависит от предпринимаемых ими действий. Материя не уничтожима, она может изменить форму, но не может исчезнуть. Но лишь перед живыми организмами всегда встает возможность выбора: жить или умереть. Жизнь есть последовательность действий, направленных на самосохранение и самосовершенствование. Если организм не способен на самоподкрепление и самовозрождение, он умирает, хотя составляющие его химические элементы не исчезают. Понятие «ценность» существует лишь потому, что существует понятие «жизнь». Все существующее может быть хорошо или плохо лишь в применении к живому организму.
Растение должно питаться, чтобы жить; солнечный свет, вода, необходимые химические элементы — те ценности, которые диктует природа растения; сама жизнь растения является критерием ценности, управляющим его действиями. Но у растения нет выбора; условия, в которых оно оказывается, могут быть разными, но действует оно всегда одинаково: оно бессознательно стремится жить; оно не может стремиться к самоуничтожению.
Животное приспособлено к поддержанию собственной жизни; его органы чувств снабжают его набором бессознательных действий, бессознательным знанием, что для него хорошо и что плохо. Оно не в состоянии узнать больше или расширить свои знания. Когда его знаний оказывается недостаточно, оно погибает. Но пока живет, оно ведет себя так, как подсказывает ему знание, бессознательно делая все, что необходимо для самосохранения. Оно не властно выбирать, не может игнорировать то, что для него хорошо, не может выбрать зло и действовать в целях самоуничтожения.
Человек не запрограммирован на бессознательное выживание. Его отличает от других живых существ то, что перед лицом альтернативы — жизнь или смерть — ему необходимо действовать, сделав свободный выбор. Ему не дано бессознательного знания того, что для него хорошо, а что плохо, от каких ценностей зависит его жизнь, что он должен предпринимать, чтобы жить. Вы лепечете об инстинкте самосохранения? Именно инстинкта самосохранения у человека и нет. Инстинкт — это бессознательное знание. Желание не есть инстинкт. Желание жить не обеспечивает суммы необходимых для жизни знаний. И даже желание жить нельзя назвать бессознательным: зло, угрожающее вашей жизни, зло, о котором вы не знаете, заключается в том, что этого-то желания у вас и нет. Страх смерти не есть любовь к жизни, и он не дает необходимых для сохранения жизни знаний. Человек сам, с помощью собственного разума должен добыть эти знания и выбрать способ действия, но природа не может заставить его воспользоваться своим разумом. Человек способен уничтожить сам себя — именно так он и поступал на протяжении почти всей своей истории.
Живое существо, считающее свое орудие выживания злом, не выживает. Если бы растение калечило собственные корни, птица сама ломала свои крылья, они не выжили бы в реальности, которой бросают вызов своими действиями. Но история человечества — это борьба за отрицание и разрушение собственного разума.
Человека называют разумным существом, но разумность есть вопрос выбора — и природа человека ставит перед ним выбор: быть разумным существом или убивающим самого себя животным. Человек должен быть человеком по собственному выбору; он должен ценить свою жизнь — согласно собственному выбору; он должен научиться поддерживать эту жизнь — по собственному выбору; он должен понять, что ценно для его жизни, и действовать в соответствии с этими ценностями — по собственному выбору.
Система ценностей, принятая в результате выбора, есть моральный кодекс.
Кем бы вы ни были, мои слушатели, я обращаюсь к вам, я обращаюсь к тому живому, что еще осталось в вас, к вашему разуму, и говорю: есть разумная нравственность, нравственность, приличествующая человеку, и критерием ее ценности является человеческая жизнь.
Все, что хорошо для жизни разумного существа, есть добро; все, что разрушает ее, есть зло.
Жизнь человека согласно его природе не есть жизнь неразумного зверя, бандита или мистика, живущего на подаяние. Нет. Это жизнь мыслящего существа, жизнь не за счет силы или обмана, а за счет созидания — это не выживание любой ценой, потому что выживание покупается только разумом.
Жизнь человека есть нравственный критерий, но ваша нравственная цель есть ваша собственная жизнь. Если ваша цель — существование на земле, вам следует действовать, выбрав то, что вы называете своими ценностями в соответствии с тем, что приличествует человеку, — ради того, чтобы сохранить, получить удовольствие и наиболее полно удовлетворить требованиям этой невосполнимой ценности — вашей жизни.
Так как жизнь определяет нормы поведения, нарушение этих норм приводит к гибели. Движущей силой и целью человека, не считающего собственную жизнь движущей силой и целью всех своих действий, является смерть. Такой человек — метафизический урод, борющийся с фактом собственного существования и в своем слепом безумии сеющий лишь разрушение, чудовище, способное лишь страдать.
Счастье есть торжество жизни, страдание — предвестник смерти. Счастье есть состояние сознания, проистекающее из достижения истинных ценностей. Нравственность, согласно которой счастье следует искать в отречении от него, согласно которой ценно отсутствие истинных ценностей, такая нравственность есть наглое отрицание нравственности. Доктрина, отводящая вам в качестве идеала роль жертвенного животного, ищущего смерти на чужом алтаре, предлагает в качестве критерия смерть. По милости реальности и по своей природе человек, каждый человек сам есть цель, он существует ради самого себя, и достижение собственного счастья — его высшая моральная цель.
Но следуя неразумным прихотям, нельзя обрести ни жизнь, ни счастье. Человек волен пытаться выжить любым способом, но он погибнет, если не будет жить в соответствии с требованиями своей природы. Таким же образом он волен искать счастья в бессмысленном самообмане, но обретет лишь муки разочарования, потому что он должен искать только приличествующее человеку счастье; цель нравственности — научить наслаждаться жизнью, получать удовлетворение от того, что ты есть, а не от страданий и смерти.
Отбросьте утверждения интеллектуальных паразитов, живущих за счет разума других, которые с детства внушали вам, что человеку не нужна нравственность или правила поведения, не нужны ценности. Именно они, выдающие себя за ученых и утверждающие, что человек только животное, утверждают, что законы жизни, которым подчиняются даже низшие насекомые, на человека не распространяются. Они признают, что природа каждого биологического вида диктует нормы поведения, следуя которым вид выживает. Они не утверждают, что рыба может жить без воды или что собака может жить без обоняния, но человек, заявляют они, самое сложное из существ человек может выжить как угодно, человек не обладает ни индивидуальностью, ни своей природой, и нет причины, по которой он не мог бы выжить даже тогда, когда разрушены сами его средства выживания, когда его разум растоптан и поставлен в зависимость от любого приказа, который они соблаговолят отдать.
Не слушайте этих пожираемых ненавистью мистиков, притворяющихся друзьями человечества и проповедующих, что высочайшей добродетелью человека является обесценивание собственной жизни. Они утверждают, что цель нравственности — обуздание человеческого инстинкта самосохранения. Но именно для самосохранения человеку нужен моральный закон. Нравственным желает быть лишь тот, кто желает жить.
Нет, вы не обязаны жить; это ваш основной выбор; но если вы выбираете жизнь, вы должны жить так, как подобает человеку, — своим трудом и суждениями своего ума.
Нет, вы не обязаны жить, как подобает человеку; это нравственный выбор. Но иначе вы жить не можете; альтернатива этому — смерть при жизни, то, что вы наблюдаете сами в себе и вокруг себя. Это состояние нежизни, состояние нечеловеческое — ниже животного; такое существо знает только страдание и тяжкую многолетнюю агонию бездумного самоуничтожения.
Нет, вы не обязаны мыслить; это нравственный выбор. Но кто-то должен мыслить, чтобы вы выжили; если вы не выполняете этого требования, вы не выполняете требования к своему существованию, перекладывая его выполнение на человека, следующего требованиям морали, и ожидая, что ради того, чтобы вы жили вопреки разуму, он пожертвует своей способностью мыслить.
Нет, вы не обязаны быть человеком; но сегодня тех, кто вправе назвать себя этим именем, с вами нет. Я отобрал у вас тех, за чей счет вы жили, — ваших жертв.
Если вам интересно, как я это сделал и что я им сказал, чтобы убедить их оставить вас, слушайте то, что я вам говорю. Я сказал им то же, что сейчас говорю вам. Эти люди жили согласно тому закону, которого придерживаюсь я, но они не знали, что это великая добродетель. Я убедил их в этом. Я помог им не переоценить, а осознать собственные ценности.
Мы, люди разума, бастуем против вас во имя единственной аксиомы, лежащей в основе нашей морали, так же как в основе вашей морали лежит нежелание признавать эту аксиому. Эта аксиома заключается в следующем: жизнь существует.
Жизнь существует — и понимание этого подразумевает понимание двух аксиом, вытекающих из первой: существует то, что человек сознает; человек существует, потому что обладает сознанием. Сознание же есть способность осознавать существующее.
Если ничего не существует, сознание не может существовать: сознание, которому нечего осознавать, есть противоречие в самом себе. Сознание, осознающее лишь само себя, есть также противоречие в самом себе; прежде чем оно определит себя как сознание, оно должно что-то осознавать. Если того, что, по-вашему, вы осознаете, не существует, тогда вы обладаете не сознанием, а чем-то другим.
При любом уровне ваших знаний, этих двух аксиом — существования и сознания — вам не избежать, их нельзя преодолеть, они имеют первостепенное значение, они подразумеваются любым вашим действием, они основа всего вашего знания от самых первых шагов в жизни до глубин понимания, которых вы можете достичь к ее концу. Неважно, идет ли речь о форме гальки на морском берегу, или о строении солнечной системы, — аксиома остается непреложной: это существует, и вы это знаете.
Существовать значит быть чем-то. Что-то есть нечто отличное от того, что есть ничто и что не существует. Существовать значит быть предметом, обладающим конкретной природой и конкретными свойствами. Много веков назад человек, который является, несмотря на свои заблуждения, величайшим из философов, вывел формулу, определяющую основы существования и закон всякого знания: А есть А. Вещь является сама собой. Вы так и не поняли значения этого утверждения. Я дополню его: бытие есть тождественность, сознание есть отождествление. 
Над чем бы вы ни размышляли, будь то объект, его свойство или действие, закон тождества непреложен. Лист не может одновременно быть камнем, не может быть одновременно зеленым и красным, он не может одновременно замерзать и гореть. А есть А. Или, если хотите: один пирог два раза не съешь.
Вы хотите узнать, что стряслось с миром? Все катастрофы, разрушившие ваш мир, есть результат попыток тех, кто стоит во главе вашего общества, не замечать, что А есть А. Все зло, которое есть в вас и в котором вы боитесь себе признаться, все страдания, которые вы вынесли, есть результат ваших попыток не замечать, что А есть А. Те, кто научил вас не замечать это, преследовали одну цель: заставить вас забыть, что Человек есть Человек.
Человек может выжить, лишь приобретая знания, и единственным средством для этого является разум. Разум есть способность осознавать, определять и обобщать то, что человек ощущает. Человек ощущает очевидность существования с помощью чувств, но осознать это он может лишь разумом. Чувства говорят только, что нечто существует, но определить что — дело разума.
Весь процесс мышления есть процесс отождествления и обобщения. Человек воспринимает цветовое пятно; обобщая свидетельства своего зрения и осязания, он учится отождествлять это цветовое пятно с твердым телом; он определяет это твердое тело как стол; он узнает, что стол сделан из дерева, что дерево состоит из клеток, что клетки состоят из молекул, что молекулы состоят из атомов. Работа мозга заключается в том, чтобы постоянно отвечать на единственный вопрос: что это? Установить, верны ли найденные ответы, можно с помощью логики, а основой логических рассуждений является аксиома: существующее существует. Логика есть искусство непротиворечивого отождествления. Противоречий не существует. Атом есть то, что он есть. Ни атом, ни вселенная не могут быть противоречием тому, чем они являются. Равным образом часть не может противоречить целому. Ни одно понятие, сформулированное человеком, не является подлинным, пока человек не сможет без противоречий включить его в общую сумму своих знаний. Прийти к противоречию значит признать ошибку в своих рассуждениях; отстаивать противоречие значит отрицать собственный разум и изгнать себя из реальности.
Реально то, что существует; нереальное не существует; нереальное есть лишь отрицание существующего, которое является содержанием человеческого сознания, пытающегося отказаться от разума. Истина есть признание реальности; разум — единственное средство познания, которым обладает человек, единственный критерий истины.
Худший вопрос, который вы можете сейчас задать, это «чей разум?» Ответ прост — «ваш». Независимо от того, как много или мало вы знаете, обрести это знание должен именно ваш разум. Вы можете иметь дело лишь с собственными знаниями. Лишь собственными знаниями вы можете обладать, и лишь с вашими собственными знаниями вы можете просить считаться других. Ваш разум — ваш единственный судья, и, если другие расходятся с вами во мнении, рассудит вас лишь реальность. Ничто, кроме человеческого разума, не может осуществлять сложный, тонкий, важный процесс отождествления, который называют мышлением. Ничто не может направлять этот процесс, кроме собственного суждения человека. Ничто не может направлять суждение, кроме нравственной целостности его носителя.
Я обращаюсь к вам, говорящим о «моральном инстинкте» так, словно это нечто противопоставленное разуму, — человеческий разум и есть моральный дар. Процесс работы разума есть процесс постоянного выбора в попытках ответить на вопрос: истинно или ложно, правильно или неправильно? Следует ли посадить зерно в землю, чтобы оно проросло, — верно или нет? Нужно ли обработать рану, чтобы спасти человеку жизнь, — верно или нет? Природа атмосферного электричества такова, что его можно преобразовать в кинетическую энергию, — верно или нет? Именно отвечая на эти вопросы, вы получили все, что у вас есть, и ответы дал вам разум, разум, неуклонно следующий за тем, что истинно.
Процесс размышления есть моральный процесс. Можно ошибаться на каждом шагу, и охранить от ошибок может лишь строгость к себе. Можно и обманывать, искажать очевидное и не пытаться понять; но если преданность истине есть критерий нравственности, то нет преданности выше, благороднее и самоотверженнее, чем преданность истине человека, взявшего на себя ответственность мыслить.
Сознание есть то, что вы называете душой или духом, а то, что вы называете свободной волей, есть свобода выбора, предоставленная вашему разуму, — свобода думать или не думать; лишь в этом вы вольны, лишь в этом свободны, этот выбор определяет выбор во всем остальном, определяет вашу жизнь и ваш характер.
Способность мыслить есть единственная и основная человеческая добродетель, из которой вытекают все другие добродетели. А его основной порок, источник всего зла есть то, чему нет названия, но что все вы делаете, никогда в этом не сознаваясь; отказ от мышления, преднамеренная остановка работы сознания, нежелание думать — не слепота, а отказ видеть, не невежество, а отказ знать. Это нежелание сосредоточиться на мышлении, преднамеренное затуманивание, цель которого — избежать ответственности за суждение. Основанием для всего этого служит молчаливое предположение, что нечто не существует в том случае, если вы отказываетесь осознать это нечто и считаете, что А не есть А до тех пор, пока вы не признаете: «А существует». Отказ от мышления есть акт уничтожения, желание отрицать существующее, попытка истребить реальность. Но существующее существует; реальность невозможно уничтожить, напротив, реальность уничтожает того, кто попытается ее не заметить. Отказываясь сказать: «Это существует», вы тем самым отказываетесь сказать: «Я существую». Не высказывая собственного суждения, вы отрицаете себя как личность. Когда человек объявляет: «Кто я такой, чтобы знать?» — он говорит: «Кто я такой, чтобы жить?»
Ежесекундно, во всем вы совершаете свой основной нравственный выбор: мыслить или не мыслить, существовать или не существовать, А или не А, нечто или ничто.
В той мере, в какой человек разумен, он исходит из постулата жизни. В той мере, в какой он неразумен, его исходной предпосылкой становится смерть.
Вы, лепечущие, что мораль есть продукт общественных отношений и что на необитаемом острове человек не испытывал бы в ней нужды, — именно на необитаемом острове человек более всего нуждается в морали. Пусть он объявит — а ведь у него нет жертв, которые за это заплатят, — что скала — это дом, песок — это одежда, что пища сама, без усилий упадет ему в рот, что завтра он соберет урожай, съев весь запас зерна сегодня, и реальность сотрет его в порошок, как он и заслуживает. Реальность заставит его понять, что жизнь — это ценность, что за жизнь надо платить и что единственной монетой, которой можно расплатиться за жизнь, является разум.
Если бы я говорил на вашем языке, я бы сказал, что единственной моральной заповедью человека является утверждение: «Ты должен мыслить». Но моральная заповедь есть противоречие в самом себе. Мораль — это то, что мы избираем, а не то, что нам навязывают; то, что мы понимаем, а не то, чему нам следует подчиниться. Мораль рациональна, а разум не подчиняется чужим заповедям.
Мое нравственное правило, нравственное правило разума, заключено в единственной аксиоме: сущее существует — и в единственном выборе: жить. Все остальное является следствием. Для того чтобы жить, человеку следует почитать высшими, основополагающими ценностями следующие: разум, цель, собственное достоинство. Разум — единственный инструмент познания. Цель выбор своего счастья, которого можно достичь с помощью этого инструмента. Собственное достоинство — нерушимая уверенность в том, что разум способен размышлять и что личность достойна счастья, что значит: достойна жизни. Эти три ценности подразумевают все остальные человеческие добродетели, а все остальные добродетели входят в эти три; все человеческие добродетели проистекают из соотношения сущности и сознания: разумность, независимость, цельность, честность, справедливость, творчество, гордость.
Разумность есть признание того факта, что сущее существует, что ничто не властно изменить истину и ничто не может быть выше акта ее достижения — акта мышления, что ценности и поступки определяет лишь разум, что разум есть абсолют, не допускающий компромиссов, что уступка иррациональному сводит на нет всю деятельность сознания и вместо осознания действительности заставляет его эту действительность искажать, что якобы кратчайший путь к знанию — вера — есть лишь короткое замыкание, разрушающее разум, желание упразднить сущее и, соответственно, сознание.
Независимость есть признание того факта, что на вас лежит ответственность за суждения, и никто вас от этой ответственности не освобождает, никто не будет думать за вас, так же как никто не сможет жить за вас, что отвратительнейшая форма самоунижения и саморазрушения состоит в подчинении собственного разума разуму другого, в признании его власти над вашим разумом, в признании его суждений фактами, его голословных утверждений — истиной, а его указаний — единственным посредником между вашим сознанием и вашим бытием.
Цельность есть признание того факта, что нельзя обмануть собственное сознание, так же как честность есть признание того, что нельзя подделать бытие; что человек есть цельное существо, неделимое целое, обладающее двумя свойствами: материей и сознанием; что разлада между телом и разумом, действием и мыслью, жизнью человека и его убеждениями допускать нельзя — подобно судье, глухому к мнению толпы, человек не может жертвовать своими убеждениями ради желаний других, даже если все человечество умоляет его об этом или угрожает ему. Мужество и уверенность в себе есть практическая необходимость, мужество — практическая форма верности бытию, верности собственному сознанию.
Честность есть признание того факта, что нереальное нереально и не является ценностью; ни любовь, ни деньги, ни слава не имеют никакой цены, если они достигнуты обманом; попытка завладеть ценностями путем обмана — это попытка возвысить над реальностью тех, кого вы избрали своими жертвами, и в этом случае вы отдаете себя в заклад их слепоте, в рабство их бездумности и бегства от реальности, а их ум, рациональность, восприимчивость становятся для вас врагами, которых вы опасаетесь и избегаете; честность — это нежелание жить в зависимости, в зависимости от глупости других, не менее того, или подобно глупцу, чьим источником ценностей служат еще большие глупцы, которых ему удалось одурачить; признание, что честность есть не общественная обязанность или жертва ради других, но наиболее эгоистичная из человеческих добродетелей: отказ приносить реальность собственного существования в жертву чужим заблуждениям.
Справедливость есть признание того факта, что характер человека подделать невозможно, так же как невозможно подделать природу, что следует судить о людях так же честно, как вы судите о неживых предметах, с тем же уважением к истине, столь же неподкупно, так же рационально и объективно; что каждого следует воспринимать таким, каков он есть, и соответственно относиться к нему; что подобно тому, как вы не заплатите за ржавую железную болванку больше, чем за слиток золота, вы не станете ценить мерзавца выше героя; что ваша нравственная оценка есть та монета, которой вы платите людям за их добродетели или пороки, и эта плата требует от вас такой же добросовестной порядочности, какая необходима в финансовых делах; что скрывать презрение к человеческим порокам означает быть моральным фальшивомонетчиком, а сдерживать восхищение их добродетелями означает быть моральным растратчиком; что почитать что-либо выше справедливости значит обесценивать собственную моральную валюту и ставить зло выше добра, потому что от искажения справедливости пострадать может лишь добро, а выиграть лишь зло; и предел, до которого можно дойти, следуя этим путем, это наказание за добродетель и вознаграждение за порок, что это ведет к абсолютной развращенности, к черной мессе во славу смерти, к посвящению сознания делу разрушения бытия.
Способность производить есть наше признание нравственности, признание того, что наш выбор сделан в пользу жизни; что продуктивная деятельность есть контроль существования человека его сознанием, постоянное приобретение знаний и перестройка материи в соответствии со своей целью, перевод мысли в физическую сущность, преобразование земли в соответствии со своими ценностями; что вся деятельность есть деятельность творческая, если ее производит мыслящий ум, и никакая деятельность не может быть творческой, если ею занимается глупец, в равнодушном оцепенении повторяющий одни и те же действия, которым его научили другие; что работу себе вы выбираете сами, и выбор столь же широк, сколь неограничен ваш ум, что большее для вас невозможно, а меньшее унизит ваше достоинство; что обманывать себя и пытаться заниматься тем, на что вы не способны, значит превратиться в мартышку с вечно колотящимся от страха сердечком, копирующую чужие движения и живущую чужим временем, а удовлетвориться работой, требующей от вас меньше, чем вы в состоянии дать, значит заглушить двигатель и приговорить себя к движению вниз; что работа — это процесс достижения ценностей, а утратить стремление к ценностям значит утратить стремление к жизни; что ваше тело — это автомобиль, управляемый разумом, и дорога для этого автомобиля не должна быть ни длинной, ни короткой, а целью путешествия должно стать свершение; что человек, не имеющий цели, похож на автомобиль, который с выключенным мотором катится под уклон, готовый разбиться в любой канаве, по милости любого попавшегося на пути валуна; что человек, душащий собственный разум, подобен автомобилю, без дела ржавеющему на стоянке; что человек, позволяющий кому-то все решать за него, подобен груде искореженного металла, которую тащат на свалку, а тот, кто делает своей целью другого, подобен человеку, путешествующему автостопом, ничего не платя, и ни одному водителю не стоит подвозить такого попутчика; что работа есть цель вашей жизни и следует, не снижая скорости, проезжать мимо любого убийцы, считающего, что он вправе вас остановить; что все ценности помимо вашего дела, верность чему-то еще или любовь должны быть приятными попутчиками, путешествующими с вами, идущими в том же направлении, что и вы.
Гордость есть признание того факта, что вы сами — высшая ценность и, подобно всем человеческим ценностям, эту ценность тоже нужно заработать; что, лишь создавая самого себя, вы окажетесь способными достичь всего, чего вы можете достичь; что ваш характер, поступки, желания, эмоции определяются вашим разумом; что подобно тому, как человек должен производить материальные ценности для поддержания своей жизни, он должен созидать себя, чтобы его жизнь стоило поддерживать; что подобно тому, как человек создает собственное благосостояние, он создает и собственную душу; что без чувства собственной значимости жить нельзя; но если жизнь лишена бессознательных, изначально данных ценностей, у человека нет и изначально данного чувства собственного достоинства и его приходится обретать, преобразуя душу в соответствии со своим нравственным идеалом, по образу Человека, существа разумного, которого каждый от рождения способен из себя сотворить, но акт творчества не навязывается, а выбирается; что первой предпосылкой к возникновению чувства самоуважения служит тот лучезарный эгоизм души, который побуждает искать лучшего во всем, будь то нечто физическое или духовное, душа, стремящаяся прежде всего к моральному самосовершенствованию, ценя превыше всего себя; что знаком достигнутого самоуважения является дрожь презрения и бунт против назначенной вам роли животного, обреченного на ритуальное заклание, против низкой дерзости любого учения, предлагающего пожертвовать незаменимой ценностью — вашим сознанием и несравненным великолепием — вашим бытием в угоду слепому бегству от действительности, нравственному застою других.
Теперь вы понимаете, кто такой Джон Галт? Я — по праву обретший то, за что вы не пытались бороться, от чего вы отреклись, что предали, опорочили, но так и не смогли полностью уничтожить, то, что вы теперь виновато скрываете, проводя жизнь в извинениях перед профессиональными людоедами, лишь бы не выдать, что в глубине души вам все еще хочется сказать то, что я говорю сейчас всему человечеству: я горжусь самим собой и тем, что хочу жить.
Это желание, которое вы разделяете, скрывая от самих себя как зло, и есть то, что еще осталось в вас от добродетели, но это желание нужно заслужить. Единственная моральная цель человека — его собственное счастье, но достичь этой цели может лишь человек добродетельный. Добродетель — это не самоцель. Добродетель — не награда самой себе и не жертва в угоду злу. Наградой добродетели служит жизнь, а цель и награда жизни — счастье.
Как тело имеет два основных ощущения: удовольствие и боль — знаки здоровья и болезни, жизни и смерти, этого фундаментального выбора, так и в вашем сознании существуют две основные эмоции: радость и страдание — знаки того же выбора. Эмоции подсказывают, что способствует жизни и что угрожает ей, это счетчик, мгновенно подсчитывающий ваши потери и приобретения. Хотите вы того или нет, вы чувствуете, что хорошо для вас, а что — плохо. Но лишь от ваших моральных критериев зависит, что вы назовете хорошим, что плохим, что принесет вам радость, что боль, что вы полюбите, что возненавидите, чего пожелаете, чего испугаетесь. Испытывать эмоции — ваше врожденное свойство, но содержание эмоций определяется вашим разумом. Способность чувствовать — это двигатель, который питает топливом ценностей разум. Если вы заправите свой автомобиль горючей смесью противоречий, у вас заглохнет мотор, коробка передач проржавеет, и при первой же попытке тронуться с места на машине, которую вы, водитель, сами и испортили, вы разобьетесь.
Если критерием ваших ценностей становится нелогичность, а вашим представлением о добре — утопия, если вы жаждете незаслуженной награды, богатства или любви, если вы пытаетесь обойти закон причин и следствий, ожидая, что по вашей прихоти А перестанет быть А, если вы стремитесь получить нечто противоположное бытию — вы этого добьетесь. Только не плачьтесь тогда, не говорите, что жизнь бесцельна, что счастья нет; проверьте, чем вы заправили свой автомобиль: вы доехали туда, куда и хотели.
Счастья нельзя достичь по прихоти эмоций. Счастье не есть удовлетворение безрассудных желаний, которым вы слепо потакаете. Счастье — это состояние непротиворечивой радости, радости без чувства вины, без страха наказания, радости, гармонирующей с вашими моральными ценностями, а не ведущей к саморазрушению; это радость от того, что способности разума используются полностью, а не от того, что удалось убежать от своих мыслей; от того, что достигнуты истинные ценности, а не от того, что удалось уйти от реальности; это радость творца, а не пьяницы. Счастлив может быть лишь разумный человек, человек, преследующий разумные цели, ищущий разумных ценностей и находящий радость лишь в разумных действиях.
Если я зарабатываю на жизнь не разбоем и не попрошайничеством, а собственным трудом, то я не пытаюсь построить свое счастье на благосклонности или несчастье других. Напротив, я заслуживаю его собственными достижениями. Ведь я не считаю целью своей жизни удовольствия других людей, равным образом я не считаю, что и другие сочтут целью своей жизни мои удовольствия. Мои ценности непротиворечивы, мои желания гармоничны — подобным же образом среди разумных людей не существует ни столкновения интересов, ни жертв, ведь разумные люди не желают незаслуженного, они не смотрят друг на друга глазами людоедов, они не приносят и не принимают жертв.
Делец — вот символ взаимоотношений между разумными людьми, нравственный символ уважения к человеку. Мы, живущие ценностями, а не грабежом, — дельцы по сути и духу. Делец — это человек, зарабатывающий то, что ему достается, не дающий и не берущий незаработанного. Делец не ждет, что кто-то заплатит за его неудачи, не просит, чтобы его любили за его недостатки. Делец не растрачивает себя физически на жертвы, а духовно на милостыню. Подобно тому, как он продает свой труд лишь в обмен на материальные ценности, он отдает свое уважение лишь в оплату, в обмен на человеческие добродетели, в оплату удовольствия, которое он получает, общаясь с людьми, которых уважает. Паразитирующие мистики, которые веками поносили и презирали дельцов, превознося попрошаек и бандитов, всегда знали скрытую причину своих глумлений: делец, приводивший их в ужас, — символ справедливости.
Вы спросите, каковы мои моральные обязательства перед согражданами. Никаких, кроме обязательства перед самим собой, перед материей и бытием: обязательство быть разумным. Я имею дело с людьми так, как того требует моя и их природа: посредством разума. Я не ищу и не желаю получить от них ничего, кроме тех отношений, какие они готовы установить по свободному выбору. Я могу иметь дело лишь с их разумом и лишь в собственных интересах — если наши интересы совпадают. Если это условие не соблюдается, я не устанавливаю никаких отношений. Я не препятствую тем, кто со мной не согласен, идти своим путем, и сам не сверну со своего пути. Я побеждаю лишь с помощью логики и подчиняюсь лишь логике. Я никому не подчиняю свой разум и не имею дела с теми, кто так поступает. Мне ничего не нужно ни от трусов, ни от глупцов; я не ищу никакой выгоды от эксплуатации человеческих недостатков: глупости, нечестности, страха. Единственная ценность, которую могут предложить мне люди, — плоды их разума. Когда я спорю с разумным человеком, судьей в нашем споре становится сама реальность; если прав я, он поймет свою ошибку; если прав он, осознаю свою ошибку я; выиграет в споре лишь один из нас, но спор принесет пользу обоим.
О чем бы ни шел спор, есть одно злодеяние, которого нельзя допускать, то, чего никому не дозволено совершать по отношению к другим и никому нельзя разрешить или простить. До тех пор, пока люди живут вместе, ни один человек не имеет права первым — вы слышите? — ни один человек не имеет права первым применить физическую силу против другого.
Угрожать физическим уничтожением человеку или его восприятию реальности значит отрицать или парализовать его инструмент выживания; силой принуждать его действовать вопреки своему разумению равнозначно тому, чтобы принудить его действовать вопреки себе самому. Кто бы ни начал насилие, какой бы цели он ни пытался таким образом достичь, он — убийца, действующий не в интересах жизни, а в интересах смерти, хуже, чем смерти: он исходит из стремления к разрушению самой способности человека жить.
Не говорите, что ваш разум убедил вас в праве принуждать мой разум к послушанию. Насилие и разум несовместимы; там, где начинается насилие, кончается мораль. Объявляя человека неразумным животным и предлагая соответственно с ним обращаться, вы определяете собственную личность и более не можете претендовать на разумность суждений — как не может на это претендовать ни один защитник противоречий. Не может быть права разрушать источник прав, единственное средство судить, что верно, а что неверно, — разум.
Заставлять человека отказаться от своего разума и принять взамен вашу волю, используя вместо доказательства оружие, вместо убеждения ужас, а в качестве самого сильного аргумента смерть, значит пытаться жить вопреки реальности. Реальность требует от человека действий в соответствии с собственными разумными интересами; оружие, которое вы применяете, требует, чтобы человек действовал вопреки своим интересам. Если человек действует вопреки собственному разумному суждению, реальность угрожает ему смертью; вы угрожаете ему смертью, если он действует в соответствии с собственным суждением. По вашей милости он оказывается в мире, где ценой жизни становится отказ от всех добродетелей, которых она требует; и все, к чему придете вы и ваша система, есть смерть, постепенное уничтожение. Когда смерть становится определяющим аргументом и главной силой в человеческом обществе, ни к чему другому прийти невозможно.
Бандит ли ставит путника перед выбором «кошелек или жизнь», или политический деятель ставит целый народ перед выбором «образование для ваших детей или жизнь», смысл этих ультиматумов один: разум или жизнь — а эти две ценности неразделимы.
Если можно измерить зло, то трудно сказать, кто презренней: жестокая и тупая скотина, присваивающая право навязывать что-либо разуму другого человека, или моральный урод, позволяющий другим навязывать себе что-либо. Это моральная аксиома, спорить о которой не приходится. Я не согласен говорить на языке разума с теми, кто хочет лишить меня разума. Я не вступаю в дискуссии с соседями, которые считают, что могут запретить мне думать. Я не иду навстречу желанию убийцы, который хочет лишить меня жизни. Когда со мной пытаются говорить с позиции силы, я отвечаю тем же.
К насилию можно прибегать лишь в ответ на насилие и лишь против того, кто первым прибег к нему. Нет, я не становлюсь на сторону того, кто творит зло, и не опускаюсь до его понимания нравственности; я лишь предоставляю ему то, что он выбрал, единственное, что он вправе уничтожить, — это он сам. Он прибегает к насилию, чтобы завладеть ценностями; я же — лишь для того, чтобы уничтожить уничтожение. Бандит, убивающий меня, стремится разбогатеть; я же не становлюсь богаче, убив бандита. Я не пытаюсь достичь ценностей посредством зла, но и от своих ценностей не откажусь перед лицом зла.
Во имя всех творцов, поддерживавших вашу жизнь и получавших от вас вместо платы согласие на свою же смерть, я обращаюсь к вам с единственным ультиматумом: наша работа или ваши штыки. Вы должны выбрать что-то одно; нельзя совместить и то и другое. Мы не прибегаем к насилию первыми, но и не покоряемся силе. Если вы когда-нибудь снова захотите жить в промышленно развитом обществе, оно будет построено на наших нравственных основах. Наши нравственные основы и наша движущая сила противоположны вашим. В качестве оружия вы использовали страх и карали смертью за отрицание вашей морали. Мы предлагаем человеку жизнь в награду за принятие нашей морали.
Вы, поклоняющиеся нулю, пустоте, вы так и не поняли, что обретение жизни и бегство от смерти — не одно и то же. Радость и отсутствие боли — не одно и то же, ум и отсутствие глупости — не одно и то же, свет и отсутствие темноты — не одно и то же, нечто не есть отсутствие ничто. Невозможно ничего создать одним лишь неучастием в разрушении; вы можете сидеть сложа руки и ждать веками, воздерживаясь от разрушения, но от этого не будет возведена ни одна стена, от разрушения которой вы могли бы воздержаться, и я, строитель, больше не стану слушать вас, если вы предложите мне: «Производи и корми нас, а мы взамен не станем разрушать созданное тобой». От имени всех ваших жертв я отвечаю: погибайте же от собственной никчемности, в собственной праздности; бытие не есть отрицание отрицания. Зло, а не ценности — вот что есть пустота и ничто, зло бессильно, оно не обладает никакой властью, кроме той, которую мы позволяем ему отнять у нас. Погибайте, потому что мы уже поняли, что нуль не может делать жизнь своей заложницей.
Вы стремитесь избежать страдания. Мы стремимся достичь счастья. Вы существуете ради того, чтобы избежать наказания. Мы живем ради того, чтобы получить вознаграждение. Нас нельзя принудить угрозами; страх не является для нас стимулом. Мы не бежим от смерти, мы стремимся жить.
Вы, утратившие понимание этой разницы, вы, утверждающие, что страх и радость имеют одинаковую побудительную силу, и втайне добавляющие, что страх практичнее, вы не хотите жить и держитесь за существование, которое прокляли, лишь из страха смерти. Вы в панике мечетесь в ловушке своей жизни, пытаясь найти выход, который сами же и закрыли, вы бежите от преследователя, которого не осмеливаетесь назвать, от страха, в котором не признаетесь сами себе; и чем больше вы боитесь, тем больше пугает вас то единственное, что может вас спасти: способность мыслить. Вы стремитесь ничего не знать, не понимать, не называть своими именами и не слышать. Я заявляю во всеуслышание: ваша мораль есть мораль смерти.
Смерть — критерий ваших ценностей, смерть — ваша цель, и сколько бы вы ни бежали, вам не уйти от преследователя, который явился уничтожить вас, и не уйти от понимания того, что этот преследователь — вы сами. Остановитесь же на минуту — бежать некуда, остановитесь такими, какие вы есть, какими вы боитесь казаться, но какими я вас вижу, и взгляните на то, что вы осмелились называть моральным кодексом.

Просмотров: 442 | Добавил: Осенний
Всего комментариев: 351 2 3 4 »
1 Осенний  
0
Осуждение — основа вашего морального кодекса, разрушение — его цель, средство и результат. Ваш моральный кодекс начинает с осуждения человека как носителя зла, затем требует от него придерживаться добра, которое, как следует из того же закона, человеку недоступно. В качестве первого доказательства добродетельности он требует, чтобы человек принял за аксиому утверждение о своей порочности. Он требует, чтобы человек начинал жизнь не с кодексом ценностей, а с кодексом греха, признав свою порочность. И тем самым ваш моральный кодекс определяет, что такое добро: добро есть то, что несвойственно человеку.
И становится уже не так важно, кому выгодны отречение человека от собственного величия и его душевные муки, — неведомому ли Богу с его непостижимым промыслом или случайному прохожему, чьи гноящиеся язвы предъявляются как основание для необъяснимых притязаний, — это все неважно, ибо если человеку не дано понять, что есть добро, то ему остается годами пресмыкаться, неся тяжесть наказания, искупая вину за свое существование перед каждым, кому вздумается получить от него откуп за какие-то непонятные долги; человек будет воспринимать ценности лишь как нуль, ничто; добро есть то, что не относится к человеку.
Название этому чудовищному абсурду — первородный грех.
Первородный грех есть пощечина нравственности и вопиющее противоречие в самом себе: то, что вне вашего выбора, — вне сферы нравственности. Если человек плох от рождения, то у него нет ни воли, ни сил это изменить; но если у него нет воли, он не может быть ни хорош, ни плох; у робота нет моральных норм. Считать нечто лежащее вне сферы человеческого выбора грехом есть насмешка над нравственностью. Считать грехом человека его природу есть насмешка над природой. Наказание за грех, совершенный до рождения, — насмешка над справедливостью. Считать человека виновным в том, в чем не может быть самого понятия невинности, есть насмешка над разумом. Поражение нравственности, природы, справедливости, разума посредством лишь одного понятия есть искусная уловка зла, которую едва ли можно превзойти. Но именно это — основа вашей морали.
Не прячьтесь за трусливой уверткой, не говорите, что человек рожден со свободной волей, но склонностью к злу. Свободная воля, обремененная склонностью, подобна игральным костям, начиненным свинцом. Она побуждает человека выбиваться из сил, чтобы выиграть, нести ответственность и платить за свои ходы, но результат игры искажается вследствие некой склонности, которой не избежать. Если человек сам выбирает эту склонность, он не может с ней родиться; если же склонность не выбирают, то нельзя говорить и о свободной воле.
В чем же суть того, что ваши учителя называют первородным грехом? Насколько порочным стал человек после своего падения, когда он перестал, как они считают, быть совершенным? Согласно их мифу, человек вкусил плод древа познания добра и зла — он обрел разум и стал разумным существом. Речь идет о познании добра и зла — человек стал смертным. Он был осужден до конца дней своих зарабатывать хлеб свой трудом своим — и стал существом работающим. Он был осужден желать — и познал радость совокупления. Разум, нравственность, способность творить, радость, наивысшие ценности в его жизни, — вот пороки, из-за которых ваши учителя прокляли человека. Саму природу человека, а вовсе не его пороки они пытаются объяснить и осудить мифом о грехопадении человека. Сущность человеческой природы, а вовсе не его ошибки вменяют в вину человеку. Кем бы он ни был, этот робот в райском саду, существовавший бездумно, не имевший никаких ценностей, не работавший, не любивший, — он не был человеком.
По словам ваших учителей, грехопадение человека состояло именно в том, что он обрел жизненно необходимые достоинства. По их представлениям, именно эти достоинства и есть грех человека. Недостаток человека состоит в том, заявляют они, что он человек. А его вина, заявляют они, в том, что он живет.

2 Осенний  
0
Они называют это нравственностью милосердия и учением любви к человеку.
Нет, говорят они, мы не проповедуем о зле, свойственном природе человека, мы лишь утверждаем, что чуждое нечто — человеческое тело — несет в себе зло. Нет, говорят они, мы не хотим его убивать, мы лишь хотим, чтобы он от него отказался. Они заявляют, что стремятся помочь человеку перетерпеть страдания, — и указывают на дыбу, к которой сами его привязали, дыбу, раздирающую его надвое, дыбу учения, отделяющего душу от тела.
Они разодрали человека надвое, противопоставив одну его половину другой. Они убедили его, что тело — враг сознания и между телом и сознанием идет непримиримая борьба, что тело и сознание — антагонисты, имеющие различную природу, противоположные требования, несовместимые потребности, что угодить одному значит повредить другому; что душа человека относится к сфере сверхъестественного, а тело — мрачная темница, привязывающая его к земле, и добро состоит в том, чтобы нанести поражение своему телу, разрушить его годами терпеливой борьбы, с трудом продвигаясь к великолепному концу, когда откроются двери темницы и человек окажется на свободе — в могиле.
Они внушили человеку, что он безнадежный урод, состоящий из двух элементов, двух символов смерти. Тело без души — труп, душа без тела — призрак, и все же именно так они представляют себе природу человека; по их мнению, это поле битвы между трупом и призраком, трупом, наделенным злой волей, и призраком, знающим лишь то, что все, что человек знает, не существует, а существует лишь нечто непознаваемое.
Вы заметили, какую человеческую способность это учение пытается не замечать? Чтобы разодрать человека надвое, нужно отрицать наличие у него разума. Стоило человеку отказаться от разума, как он оказался в зависимости от милости двух чудовищ, непонятных и неуправляемых: тела, движимого бесчисленными инстинктами, и души, движимой мистическими откровениями, — он стал жертвой, позволившей себя ограбить, жертвой сражения между роботом и диктофоном.
И теперь, когда человек униженно и слепо пытается найти способ существовать в том хаосе, которым стала его разбитая жизнь, ему предлагают моральный кодекс, утверждающий, что на земле ему не найти разрешения конфликта с жизнью и не достичь совершенства. Истинного существования, говорят ваши учителя, человеку не постичь, истинное сознание есть способность постичь несуществующее — а если человек не способен это понять, то именно это и служит доказательством, что его существование есть зло, а сознание бессильно.
Представление о том, что тело и душа человека — различные сущности, привело к появлению двух групп учителей, проповедующих нравственный закон смерти: фанатиков духа и фанатиков физической силы; вы называете их идеалистами и материалистами, одни считают, что сознание может существовать само по себе, другие считают, что можно существовать без сознания. И те и другие требуют, чтобы вы отказались от разума в обмен на откровение или на рефлексы. Неважно, что они громогласно заявляют о непримиримости своих позиций, у них один нравственный закон и одна цель: в физической сфере — порабощение человеческого тела, в духовной — разрушение разума.
Добро, говорят фанатики духа, есть Бог, существо, о котором известно только, что человеку постигнуть его не дано; это объяснение сводит на нет сознание человека и его понятие бытия. Добро, говорят фанатики силы, есть Общество — нечто, определяемое ими как организм, лишенный физической формы, сверхсущество, воплощенное ни в ком в частности и во всех вообще, кроме вас самих. Человеческий разум, говорят фанатики духа, должен подчиняться воле Бога. Человеческий разум, говорят фанатики силы, должен подчиняться воле Общества. Критерием человеческих ценностей, по словам фанатиков духа, является удовлетворение Бога, в нравственные нормы которого человек должен уверовать, так как постигнуть их не дано. По мнению фанатиков силы, критерием человеческих ценностей является удовлетворение Общества, нравственные нормы которого человек не вправе подвергать сомнению, но, напротив, должен им следовать, принимая как основополагающий абсолют. По мнению и тех и других, цель жизни человека в том, чтобы стать жалким зомби, живым трупом, служащим целям, которых он не понимает, по причинам, о которых он не должен спрашивать. Вознаграждение за это, говорят фанатики духа, он получит в другой жизни. Награду за это, говорят фанатики силы, получат на земле его правнуки.
Эгоизм, говорят и те и другие, — порок. Добродетель, говорят и те и другие, состоит в том, чтобы не думать о собственных желаниях, отречься от самого себя, отказаться от себя, подчиниться; добродетель человека состоит в отрицании собственной жизни. Жертвенность, восклицают и те и другие, — вот сущность нравственности, высочайшая добродетель, которой только может достичь человек.

3 Осенний  
0
Кем бы вы ни были, те, кто слышит меня сейчас, кем бы вы ни были, если вы жертвы, а не палачи, я говорю с вами на пороге тьмы, готовой поглотить вас, и если осталась в вас хоть капля света, который когда-то освещал вас, — воспользуйтесь этим сейчас. «Жертвенность» — вот слово, сломившее вас. Попытайтесь, хоть из последних сил, понять его значение. Вы еще не умерли. У вас еще есть шанс.
Жертвенность означает отказ не от того, что ничего не стоит, а, напротив, от того, что ценно. Жертвенность не означает отказ от зла ради добра, напротив — отказ от добра ради зла. Жертвенность означает отказ от того, что вы цените, ради того, что вам чуждо.
Если обменять цент на доллар, это нельзя назвать жертвой; все иначе, когда доллар меняют на цент. Когда результатом долгих лет борьбы становится желаемый успех, это не жертва; если же от добытого трудом положения отказываются в пользу соперника, это жертва. Если вы даете своему голодному ребенку бутылочку с молоком, это не жертва; если вы кормите молоком соседского ребенка, а ваше дитя умирает, вы приносите жертву.
Если вы помогаете деньгами другу, это не жертва; если вы отдаете деньги первому встречному, речь идет о жертве. Если вы помогаете другу деньгами, потому что можете себе это позволить, вы ничем не жертвуете, если вы помогаете ему в ущерб себе, это можно, в соответствии с такими нравственными нормами, назвать добродетелью. Но если вы помогаете ему деньгами, тем самым становясь банкротом, — это высочайшая добродетель жертвенности.
Если вы отказываетесь от собственных желаний и посвящаете жизнь тем, кого любите, вас еще нельзя назвать добродетельным: ведь вы не отказываетесь от ценности — любви. Если вы посвящаете свою жизнь первому встречному, вы совершаете более добродетельный поступок. Если вы посвящаете жизнь служению ненавистным вам людям — это величайшая из доступных вам добродетелей.
Жертвенность есть отказ от того, что ценно. Абсолютная жертвенность заключается в отказе от всего, что вы считаете ценным. Если вы хотите достичь вершины добродетели, вам не следует рассчитывать ни на благодарность, ни на похвалу, ни на любовь, ни на восхищение в ответ на свою жертвенность, вы не должны даже уважать себя или гордиться своей добродетелью; малейшее подозрение в обретении чего-то ценного для себя сводит вашу добродетель на нет. Если ваши поступки не наполняют вашу жизнь радостью, не приносят вам никакого удовлетворения, ни духовного, ни материального, если вы ничего не обретаете, не выгадываете, не получаете никакой награды, — если вы достигнете этого абсолютного нуля, вы достигнете идеала нравственного совершенства.
Вам говорят, что нравственного совершенства достичь невозможно; и это верно, если следовать таким моральным нормам. Достичь его действительно невозможно до тех пор, пока вы живете, но ваша цена и цена вашей жизни измеряется в зависимости от того, насколько вы преуспели в достижении абсолютного нуля — смерти.

4 Осенний  
0
Однако, если вы уже превратились в бесстрастное ничто, в овощ, желающий только, чтобы его съели, если у вас нет ценностей, которые можно было бы отвергнуть, нет желаний, от которых можно было бы отречься, вам не завоевать венца жертвенности. Ведь в отречении от нежелаемого нет жертвы. Нет жертвы и в том, чтобы отдать свою жизнь другим, если смерть — все, к чему вы лично стремитесь. Чтобы достичь добродетели жертвенности, нужно хотеть жить, любить жизнь, пылать страстью к земле и всему ее великолепию — нужно ощущать каждый взмах ножа, отсекающего ваши желания и по капле выпускающего из вас любовь. Мораль жертвенности предлагает вам в качестве идеала не просто смерть, а смерть медленную, мучительную.
Не напоминайте мне, что это касается лишь жизни на земле. Другая меня не заботит. И вас тоже.
Если вы хотите сохранить остатки достоинства, не называйте свои лучшие поступки жертвой — это ставит на вас клеймо безнравственности. Если мать, вместо того чтобы купить себе новую шляпку, покупает еду для своего голодного ребенка, это не жертва: она ценит ребенка выше, чем шляпку; но для той матери, для которой высшей ценностью является шляпка, той, которая предпочла бы оставить свое дитя голодным, которая кормит его по обязанности, это действительно жертва. Если человек умирает в борьбе за свою свободу, это не жертва, ведь он не хочет быть рабом; но для того, кто именно этого и хочет, это действительно жертва. Если человек отказывается продавать свои убеждения, это не жертва; это становится жертвой лишь в том случае, если у человека нет убеждений.
Жертвенность пристало практиковать лишь тем, кому нечем жертвовать, тем, у кого нет ни ценностей, ни норм, ни суждений, тем, чьи желания — лишь глупые прихоти, отказаться от которых ничего не стоит. Для человека нравственного, человека, чьи желания связаны с различными ценностями, жертвенность означает отказ от правды во имя лжи, отказ от добра во имя зла.
Доктриной жертвенности является нравственность безнравственного — нравственность, заявляющая о собственном банкротстве, признающая, что в обретении добродетелей или ценностей она не может предложить человеку никакого личного участия, ничего, кроме признания, что душа есть вместилище порока и нужно научить ее приносить себя в жертву. По их собственному признанию, такой моральный закон не может научить человека добру, лишь подвергает его беспрерывному наказанию.
В смутном оцепенении вы думаете сейчас, что ваш моральный кодекс требует пожертвовать лишь материальными ценностями, не так ли? А что же такое, по вашему мнению, материальные ценности? Материальное приобретает ценность, лишь становясь средством удовлетворения желаний человека. Материя — лишь инструмент для выявления человеческих ценностей. На службу чему вас просят употребить ваши орудия труда — результат следования вашим добродетелям? Тому, что вы считаете злом: принципам, которые вы не разделяете, людям, которых вы не уважаете, достижению цели, совершенно противоположной тому, к чему вы стремитесь, — потому что, если это не так, ваш дар нельзя назвать жертвой.
Ваш моральный кодекс учит вас отречься от материального мира, разделять ценности и материю. Человек, чьи ценности не имеют материального выражения, чье существование не связано с его идеалами, чьи действия противоречат его убеждениям, — лишь жалкий лицемер, но это именно тот, кто следует вашему моральному кодексу и разделяет ценности и материю. Тот, кто любит одну женщину, но спит с другой; тот, кто восхищается мастерством одного человека, но нанимает другого; тот, кто считает справедливым одно, но жертвует деньги на поддержку совсем иного; тот, кто обладает большим талантом, но растрачивает его на создание хлама; именно такие люди отрицают материю и считают, что их духовные ценности несовместимы с материальным миром.
Вы говорите, что такие люди отрицают дух? Да, конечно. Ведь дух и материя едины. Вы представляете собой неделимое единство материи и сознания. Отрекитесь от сознания — и станете скотами. Отрекитесь от тела — и станете мошенниками. Отрекитесь от материального мира — и отдадите его во власть зла.
Но именно это и есть цель вашего морального кодекса, именно эту обязанность и налагают на вас ваши нравственные правила. Посвящайте себя тому, что вас не радует, служите тому, что вам не нравится, покоряйтесь тому, что считаете злом, подчините свой мир ценностям других, откажитесь, отриньте, отрекитесь от своего Я. Ваше Я — это ваш разум; стоит вам отречься от него — и вы превратитесь в завтрак для людоеда.

5 Осенний  
0
Все, кто проповедует кредо жертвенности, как бы они себя ни называли, какими бы ни были их побуждения, — все они хотят, чтобы вы отказались именно от своего разума, и неважно, требуют они этого ради вашей души или ради вашего тела, обещают они вам иную жизнь на небесах или сытый желудок на земле. Все, кто начинает с утверждения, что стараться выполнять собственные желания эгоистично, что их нужно принести в жертву чужим желаниям, заканчивают обычно другим: «эгоистично иметь собственные убеждения, нужно принести их в жертву чужим убеждениям».
И это верно: нет ничего эгоистичнее независимого ума, не признающего над собой никакой власти и считающего свое суждение об истине превыше любых ценностей.
Вас просят пожертвовать интеллектуальной целостностью, логикой, разумом, критериями истины — ради того, чтобы уподобиться проститутке, кредо которой в том, что наивысшее благо — угодить как можно большему числу людей.
Если вы попробуете отыскать в своде ваших нравственных правил ответ на вопрос «что есть благо?», единственный ответ, который вы сможете там найти, будет таков: «Благо — это то, что хорошо для всех, кроме тебя». Благо — это то, чего хотят другие, то, чего, как вам кажется, они хотят, или то, чего, как вам кажется, они должны хотеть. «Благо для всех, кроме тебя». Это волшебная формула, преображающая все в золото, ее нужно затвердить как гарантию нравственного величия, она облагораживает любые действия, даже массовое уничтожение населения целого материка. Не предмет, не поступок, не принцип, а намерение — вот ваше мерило добродетели. Вам не нужны ни доказательства, ни аргументы, вам не нужен успех, вам не нужно практическое достижение блага для других — вы хотели знать, что вашим намерением было достичь не собственного блага, а блага для всех остальных, — вот все, что вам нужно. Ваш единственный способ определить благо — применить отрицание: благо есть неблаго для меня.
Ваш моральный кодекс, который, по хвастливым утверждениям его сторонников, основан на вечных, абсолютных, объективных моральных ценностях и не унижается до ценностей условных, относительных, субъективных, — ваш моральный кодекс предлагает в качестве абсолюта такие правила нравственного поведения: то, чего хотите вы, есть зло; если того же хотят другие, это благо; если мотив ваших действий — ваше собственное благоденствие, это не разрешается; если же мотивом служит благоденствие других, можно все.
Такой двойной, двуликий моральный кодекс не только разлагает вас, но и разбивает все человечество на два враждебных лагеря: в одном лагере находитесь вы, в другом — все человечество. Лишь вы — изгнанник, не имеющий права хотеть жить. Лишь вы — слуга, остальные — хозяева, лишь вы должны отдавать, остальные — брать, вы — вечный должник, остальные кредиторы, и вам никогда не погасить свой долг перед ними. Вы не должны подвергать сомнению их права на вашу жертву, вас не должна интересовать природа их желаний и потребностей; их право даровано им отрицанием, тем, что они — не вы.
Для тех же из вас, кто может поставить все это под сомнение, в вашем моральном кодексе приготовлен утешительный приз, одновременно играющий роль западни: в нем говорится, что служить счастью других значит достичь собственного счастья, единственный способ достичь радости состоит в том, чтобы отказаться от радости в пользу других, единственный способ достичь процветания — отказаться от своего богатства в пользу других, единственный способ защитить собственную жизнь — защищать всех, кроме самого себя; а если вы не находите в этом радости, вы сами в этом виноваты, и это лишь служит доказательством вашей греховности, не будь вы грешны, вы с радостью устроили бы пир для других и находили бы достойным питаться теми крохами, которые они соблаговолят вам кинуть.
Вы, не имеющие представления о чувстве собственного достоинства, принимаете вину и не осмеливаетесь задавать вопросы. Но вы знаете ответ, хотя не признаетесь в этом и отказываетесь признать то, что видите, ту скрытую предпосылку, которая движет вашим миром. Вы знаете ответ — он дан вам не в метких словах, а в мрачных предчувствиях, в охватившей вас путанице, в ваших метаниях от преступного самообмана к неохотному применению принципа столь порочного, что его лучше не упоминать.

6 Осенний  
0
Я, не принимающий ни не принадлежащих мне ценностей, ни вины за то, что сделано не мной, я задаю те вопросы, которых вы избегали. Почему служить чужому счастью нравственно, а своему — нет? Если наслаждение есть ценность, почему чужое наслаждение нравственно, а ваше — нет? Если ощущать вкус пирога есть ценность, почему дать возможность ощутить этот вкус другим — ваша нравственная цель, но ощущать его самому — безнравственное потворство собственным слабостям? Почему испытывать желание нравственно, когда речь идет о других, но не о вас? Почему отдавать ценности, которые вы произвели, нравственно, а оставлять их себе — нет? И если с вашей стороны безнравственно оставлять себе произведенные ценности, почему для других брать их — нравственно? Если вы поступаете самоотверженно и добродетельно, отдавая, разве другие поступают не эгоистично, разве они не грешат, принимая? Разве добродетель означает служение пороку? Разве цель добродетельных людей — самопожертвование ради тех, кто полон зла?
Вот ответ, которого вы боитесь, вот этот чудовищный ответ: нет, берущие не есть зло, при условии, что они получают незаслуженно. Принимать нравственно в том случае, если принимающий не может сам произвести то, что принимает, не может заслужить это, не может ничего вам дать взамен. Они не считают безнравственным наслаждаться тем, что принимают в том случае, если обрели это не по праву.
Вот скрытая суть вашей веры, оборотная сторона вашего морального кодекса: безнравственно жить, рассчитывая на собственные силы, а рассчитывать на чужие силы — нравственно; безнравственно жить тем, что произвел сам, а тем, что произвели другие, — нравственно; безнравственно содержать себя самому, а жить за чужой счет — нравственно; нравственным оправданием существования труженика становятся тунеядцы, но существование тунеядцев — это самоцель; извлекать выгоду из собственных достижений — зло, но извлекать выгоду из чужой жертвы — благо; строить собственное счастье — зло, но наслаждаться счастьем, добытым чужой кровью, — благо.
Ваш моральный кодекс делит человечество на две касты, которым даны противоположные заповеди: на тех, кому позволено иметь любые желания, и на тех, кому желать запрещено, на избранных и тех, с кого спросится, на ездоков и носильщиков, на тех, кто ест, и на тех, кого едят. К какой касте принадлежите вы? Какая отмычка поможет вам проникнуть в круг нравственной элиты? Вот она, эта отмычка, — отсутствие ценностей.

7 Осенний  
0
О каких бы ценностях ни шла речь, именно их отсутствие у вас дает вам право требовать их от тех, кто ими обладает. Право на вознаграждение дает вам именно недостаток, потребность. Если вы можете сами удовлетворить свои потребности, вы теряете право на их удовлетворение. Но та потребность, удовлетворить которую вы сами не можете, дает вам право на жизни других людей.
Если вы преуспеваете, любой неудачник — ваш хозяин; если вам не удается добиться успеха, любой преуспевающий человек — ваш раб. Право на вознаграждение дает вам именно неудача, независимо от того, сами вы виноваты в ней или нет, разумны ваши желания или нет, заслужили вы свои злоключения своими пороками или несчастье ваше незаслуженно. Именно страдание независимо от его природы или причины, страдание как абсолют дает вам закладную на существование.
Если вы пытаетесь исцелить свою боль сами, вы недостойны морального вознаграждения: согласно вашему моральному кодексу это эгоистичный поступок, достойный презрения. Какими бы ценностями вы ни стремились овладеть, богатство это или пища, любовь или права, если вы добьетесь этого с помощью собственной добродетели, ваш моральный кодекс не считает это нравственным приобретением. В результате ваших действий никто ничего не теряет, это сделка, а не милостыня; плата, а не жертва. Заслуженное принадлежит к эгоистической, коммерческой сфере взаимной выгоды; лишь незаслуженное требует нравственной сделки, результатом которой становится выгода для одного ценой разорения другого. Эгоистично и безнравственно требовать вознаграждения за добродетели; лишь отсутствие добродетелей преображает требование в моральное право.
Критерием ценностей морального кодекса, согласно которому потребность есть право, является нуль, пустота — отсутствие существования; такой моральный кодекс вознаграждает отсутствие, поражение: слабость, неспособность, некомпетентность, страдание, болезнь, несчастье, недостаток, промах, изъян — нуль.
Кто же расплачивается за эти права? Тот, кого проклинают за то, что он не нуль, проклинают в той степени, в какой он отстоит от этого идеала — нуля. Поскольку все ценности суть результат лишь ваших добродетелей, степень добродетельности определяет и меру вашего наказания, и меру ваших приобретений. Ваш моральный кодекс провозглашает, что разумный человек должен принести себя в жертву неразумному, независимый — тунеядцу, честный — лжецу, справедливый — несправедливому, труженик — вору и бездельнику, цельный человек — приспособленцу и плуту, человек, обладающий чувством собственного достоинства, — слезливому неврастенику. Вы удивляетесь, отчего так духовно убоги люди вокруг вас? Тот, кто достиг этих добродетелей, не примет вашего морального кодекса; тому, кто принимает ваш моральный кодекс, не достичь этих добродетелей.
Нравственность — вот та ценность, которой вы жертвуете в первую очередь, признав нравственным принцип жертвенности, следующая жертва — самоуважение. Коль скоро вашим критерием и нормой является потребность, вы становитесь жертвой и тунеядцем одновременно. Как жертва вы обязаны трудиться для удовлетворения потребностей других, а как тунеядец удовлетворяете свои потребности за счет труда других. Вы можете общаться с другими, лишь выступая в одной из двух постыдных ролей: нищего, выпрашивающего милостыню, или олуха, ее дающего, потому что вы и то и другое одновременно.

8 Осенний  
0
Вы боитесь того, у кого на доллар меньше, чем у вас, этот доллар по праву принадлежит ему, из-за него вы чувствуете себя моральным должником; того же, у кого на доллар больше, чем у вас, вы ненавидите, этот доллар по праву принадлежит вам, и вы чувствуете себя морально обворованным. Тот, кто стоит ниже вас, — источник вашей вины, тот, кто стоит выше, — источник вашего раздражения. Вы не знаете, от чего отказаться, что требовать, когда нужно отдать, когда взять, чем в жизни вы можете по праву наслаждаться и какой долг еще висит на вас; вы пытаетесь изо всех сил избежать как «чистой теории» понимания того, что согласно принятому вами же моральному кодексу вы виноваты, вы не можете проглотить ни куска, не осознавая, что этот кусок необходим, чтобы накормить кого-то еще на земле, и в слепом негодовании отказываетесь от решения этой проблемы, заключая, что нравственного совершенства вам не достичь, и этого даже не нужно желать, что вы будете доживать свой век кое-как, хватаясь за что попало и избегая смотреть в глаза молодым, тем, кто смотрит на вас так, словно самоуважение есть нечто возможное и словно они ждут, что у вас оно есть. Вина — вот все, что осталось в вашей душе и в душах других людей, проходящих мимо и избегающих смотреть вам в глаза. Вы спрашиваете, почему вашему моральному кодексу не удалось достичь братства на земле или выражения доброй воли человека человеку?
Оправдание жертвенности — а именно это предлагает ваш моральный кодекс — есть еще большее извращение, чем то извращение, которое он пытается оправдать. Согласно вашему моральному кодексу, любовь — любовь ко всем людям — должна побуждать вас приносить жертвы. Тот же моральный кодекс, который исповедует первичность духовных ценностей и вторичность ценностей материальных, закон, который учит презирать блудницу, отдающую свое тело всем без различия, — тот же моральный кодекс обязывает вас подчинить свою душу неразборчивой любви ко всем и каждому.
Подобно тому, как благосостояние не дается просто так, без всякой причины, не существует и любви без причины, и ни одно чувство не возникает без причины. Чувство возникает в ответ на то, что происходит вокруг, это оценка, основанная на определенных нормах. Любить значит ценить. Тот, кто утверждает возможность оценивать, не имея ценностей, любить тех, кого вы считаете недостойными, утверждает тем самым, что, лишь потребляя и ничего не производя, можно разбогатеть и что золото и бумажные деньги одинаково ценны.
Заметьте, что такие люди не ждут, что вы станете чего-то беспричинно бояться. Добравшись до власти, они оказываются специалистами в изобретении средств запугивания, причин бояться у вас при таких правителях в избытке, ведь именно так они хотят вами править. Но когда дело доходит до любви, а ведь это самое высокое из чувств, вы позволяете им громко обвинять вас в безнравственности, если вы не способны на беспричинную любовь. К человеку, испытывающему беспричинный страх, приглашают психиатра; почему же вы так беспечно отказываетесь защитить смысл, природу и достоинство любви?

9 Осенний  
0
Любовь есть признание ценностей, величайшая награда за те нравственные качества, которых вы достигли как личность, эмоциональная плата за радость, которую человек получает от добродетелей другого. Ваш моральный кодекс требует лишить любовь ценностного содержания и отдать ее первому встречному бродяге, требует любить его не за достоинства, а за их отсутствие, не в награду, а из милости, такая любовь не плата за добродетель, а чек на предъявителя за порок. Согласно вашему моральному кодексу цель любви — освобождение от оков нравственности, любовь выше моральной оценки, истинная любовь превосходит, прощает и переживает любое зло, и чем сильнее любовь, тем больше недостатков прощается тому, кого любят. Согласно этому закону любить за добродетели мелко и очень по-человечески; любить за недостатки — свойство божественной природы. Любить тех, кто достоин любви, своекорыстно; любить недостойных жертвенно. Вы в долгу перед теми, кто недостоин любви, вы должны их любить, и чем менее они достойны, тем более вы должны их любить; чем отвратительнее объект любви, тем благороднее ваша любовь; чем менее разборчивы вы в любви, тем это добродетельней, — а если вы способны превратить душу в мусорную свалку, равно доступную для всех, если вы способны перестать ценить моральные ценности, вот вы и достигли наконец нравственного совершенства.
Такова ваша мораль жертвенности. Перекроить жизнь тела по образу скотного двора, а жизнь духа превратить в мусорную свалку — вот два ее идеала, похожих как две капли воды.
Такую цель вы себе поставили — и вы ее достигли. Отчего же вы теперь жалуетесь на бессилие человека и тщетность его стремлений? Не потому ли, что искали разрушения и теперь не способны процветать? Не потому ли, что не нашли радости в поклонении боли? Не потому ли, что смерть как критерий ценностей не привела вас к жизни?
Степень вашей способности к выживанию определяется степенью нарушения вашего же морального кодекса, и все же вы считаете проповедующих его друзьями человечества; вы проклинаете самих себя и не осмеливаетесь усомниться в их побуждениях и целях. Взгляните на них сейчас, ведь вы стоите перед решающим выбором — если вы выбираете гибель, погибайте, так до конца и не осознав, как дешево и сколь ничтожному врагу вы отдаете свою жизнь.
И фанатики силы, и фанатики духа, исповедующие жертвенность, — микробы, поражающие вас и проникающие через одну-единственную рану: страх перед необходимостью положиться на собственный разум. Они утверждают, что их инструмент познания, их сознание выше разума, — словно у них есть блат в небесной канцелярии, откуда им по секрету дают советы, утаиваемые от других. Фанатики духа заявляют, что у них есть еще одно чувство, которого недостает вам, — это особое шестое чувство противостоит вашим пяти. Фанатики силы не заботятся о том, чтобы отстаивать некое притязание на экстрасенсорное восприятие, — они попросту заявляют, что ваши ощущения субъективны, необоснованны, не отражают реальности, а их мудрость состоит в том, что они неким непонятным образом способны видеть, как вы слепы. И те и другие требуют, чтобы вы свели на нет собственное сознание и подчинились их власти. В качестве доказательства своего сверхзнания они указывают на то, что отстаивают точку зрения, противоположную всему, что вы знаете, а доказательством их превосходящей способности объять бытие служит уже то, что они ведут вас к нищете, самопожертвованию, голоду, разрушению.

10 Осенний  
0
Они претендуют на знание способа существования бесконечно более высокого, чем удел вашего земного бытия. Фанатики духа называют это другим измерением, суть которого — отрицание измерений. Фанатики плоти называют это светлым будущим, суть его — отрицание настоящего. Чтобы существовать, надо обладать определенными свойствами. Какие свойства они могут приписать своим высшим сферам? Они продолжают рассказывать вам, чем это не является, но никогда не говорят, что же это такое. Все определения, которые они могут подыскать, суть отрицания: Бог есть то, что не дано познать ни одному человеку, говорят они и после такого заявления требуют считать это знанием; Бог — это не человек, небеса — это не земля, душа — это не тело, добродетель — это отсутствие выгоды, А — это не А, восприятие не связано с чувствами, знание не связано с разумом. Определения, которые они предлагают, ничего не определяют, лишь сводя все к небытию, нулю.
Фанатиков, которые допускают мысль о существовании такой вселенной, основным показателем которой является нуль, можно назвать пиявками-кровопийцами. Только пиявка хочет избежать необходимости в знании того, что субстанция, из которой состоит ее личная вселенная, — это кровь других.
Какова же природа того высшего мира, в жертву которому приносят мир существующий? Фанатики духа проклинают материю, фанатики силы — выгоду; первые хотят, чтобы человек приобретал, отказываясь от земли, вторые хотят, чтобы человек унаследовал землю, отказываясь от любых приобретений. В их нематериальных мирах, в которых не существует выгоды, текут молочные и кофейные реки, стоит приказать — и из скалы потечет вино, стоит открыть рот — и с небес посыпятся пирожные.
Для прокладки железной дороги длиной в милю на этой материальной земле, где всякий гонится за выгодой, нужна масса благих качеств — ум, целеустремленность, энергия, мастерство; а в их нематериальном мире, где выгоды не существует, стоит пожелать — и можно совершить путешествие на другую планету. Если же честный человек спросит их: «Как?» — они с праведным гневом ответят, что такими понятиями мыслят лишь вульгарные реалисты, а высший дух оперирует иными представлениями вроде: «как-нибудь». Награды на этой земле, ограниченной материей и выгодой, можно добиться работой мысли; а в свободном от таких ограничений мире награда достается по желанию.
В этом и заключается весь их жалкий секрет. Секрет всех их эзотерических философий, всей диалектики и шестых чувств, уклончивых взглядов и резких слов, секрет, ради которого они разрушают цивилизацию, язык, промышленность и ломают жизни людей, секрет, ради которого они оглушают и ослепляют сами себя, растаптывают собственные ощущения, затуманивают собственный разум, цель, ради которой они сводят на нет абсолют разума, логики, материи, бытия, реальности, — и все ради того, чтобы воздвигнуть на этой шаткой, туманной основе один-единственный священный абсолют: собственное желание.
Закон тождества — вот то ограничение, которого они стремятся избежать. Свобода, которой они ищут, — это свобода от факта, что А остается А, сколько бы они ни рыдали или впадали в истерику; что река не станет молочной, несмотря на их голод; что вода не потечет в гору, сколь бы это ни было для них удобно; и если им захотелось бы провести воду на крышу небоскреба, понадобились бы разум и труд, — в этом деле каждый дюйм водопроводной трубы намного важнее всех чувств. Чувства не способны изменить движение ни единой пылинки в космосе, как и природу ни одного совершенного ими действия.
Те, кто утверждает, что человек не может воспринимать реальность не искаженную его ощущениями, подразумевают, что они сами не желают постигнуть реальность, не искаженную их чувствами. Реальность такую, какова она есть, то есть реальность, осознаваемую разумом; отделите ее от разума и вы увидите ее такой, какой пожелаете видеть.
Честного бунта против разума не бывает; и если вы примете любое из положений их веры, значит, вами движет желание получить нечто, что именно разум не позволил бы вам получить. Свобода, которой вы ищете, есть свобода от того факта, что, если вы добыли состояние нечестным путем, вы подлец, сколько бы вы ни жертвовали на благотворительность и сколько бы ни молились; что, если вы проводите время с распутницами, вы недостойный муж, какую бы сильную любовь к жене ни испытывали на следующее утро; что вы единый организм, а не горсть разрозненных частиц, случайно разбросанных во вселенной, в которой все рассыпается, в которой вам не за что удержаться, во вселенной из кошмарного детского сна, где все меняется на глазах и перетекает одно в другое, где мерзавец и герой — взаимозаменяемые роли, присваиваемые произвольно по желанию; что вы человек; что вы — цельность, нерасторжимость; что вы есть.
Протест против реальности есть нежелание существовать, как бы горячо вы ни заявляли, что цель ваших мистических желаний — некая высшая форма жизни. Нежелание быть чем-либо есть желание не быть.

1-10 11-20 21-30 31-35
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]